ГЛАВА VI

АНТИЧНАЯ ТРАДИЦИЯ
В АРХИТЕКТУРЕ СЕВЕРНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ

К вопросу о римских традициях в градостроительстве и архитектуре античных государств Северного Причерноморья. Вполне обоснованно считается, что римские традиции оказали большое влияние на все стороны жизни античных городов Северного Причерноморья. Практически априорно это положение переносится также на архитектуру и градостроительство. Однако, как показал проведенный анализ имеющихся материалов, положение обстоит иначе. Для раскрытия этого вопроса сначала кратко коснемся проблемы проявления римских архитектурных традиций.

В градостроительстве эти традиции проявлялись в выборе места под застройку, характере планировки, появлении форумов, высоком уровне развития благоустройства, типичном расположении главных улиц и др. В фортификации — в появлении типа римского военного лагеря, разработке приемов устройства кастеллумов, специфических приемах планировки, конструкциях и объемных решениях оборонительных комплексов. В культовой архитектуре — в появлении специфических типов римских храмов, их объемных решениях. В гражданской архитектуре — в появлении характерных типов зданий, связанных с функционированием администрации, выборных органов, зрительных сооружений — театров и одейонов, базилик, терм и других сооружений, принципиально отличных в архитектуре от греческих построек аналогичного назначения, особенно в ордере и конструкциях.

В архитектуре жилых домов — в появлении новых типов, в частности ат-риумных и атриумно — перистильных, возникновении многоэтажных инсул. В усадебной — в развитии типов villa rustica, villa suburbana (или pseudo-urbana) и появлении типа villa urba-na. В ордере — в появлении разновидности дорического — тосканского ордера, в разработке характерных форм, в особенности коринфского ордера, появлении композитных и фигурных капителей, в усилении декоративности ордеров, геометризации архитектурных обломков и орнаментики. В инженерных сооружениях — в сооружении акведуков, водопроводных и канализационных систем, строительстве мостов и дорог. В строительной технике и конструкциях — в распространении обожженного кирпича и гидравлических растворов, в появлении так называемого римского бетона (монолитных конструкций, принципиально новых для Греции), новых типов кладок, широчайшем распространении арочных, сводчатых и купольных конструкций, разработкой гипокаустов и др. Это перечисление можно было бы продолжать, дифференцировав его по основным периодам римской истории. Ограничимся, однако, сказанным и подчеркнем наиболее характерные черты римской архитектуры. Это ее утилитарность, трезвый инженерный расчет, высочайший для античной эпохи расцвет конструкций и строительной техники, высокая степень типизации конструкций и регулярность планировочных решений, геометризация форм декора, помпезность. В данном случае речь шла о собственно римской, шире — италийской архитектуре, т. е. о предельном выражении ее особенностей.

Естественно, в провинциальной архитектуре подобная квинтэссенция римских традиций не находила полного отражения, даже в таких центрах, как Александрия Египетская, Антио-хия, Эфес, Пергам и др., там, где происходил контакт римской культуры с высокоразвитыми и близкими по своему характеру традиционными культурами. Здесь наблюдается наиболее яркое смешение традиций.

В меньшей степени римские традиции находили отражение в северных провинциях империи — в Британии, Подунавье и других районах. Здесь основное распространение получали традиции градостроительства и фортификации, отдельные типы зданий и храмов, особенности декора и приемов строительной техники. В этих центрах вырабатывалось то, что принято называть римскими провинциальными традициями градостроительства и архитектуры. Достаточно выразительные примеры в этом отношении представляют собой города Мезии, особенно Паннонии, такие, как Кар-нунтум, Аквинкум, Горсиум, Интерци-за и др. Отсутствие в подобных зонах в высшей степени эллинизированного населения — не говоря об автохтонно-эллинском слое, обуславливало доминирование перечисленных выше особенностей. Таким образом, можно сказать, что в этой зоне контактов римская архитектурно-градостроительная традиция выступала в относительно чистом виде, хотя и с неизбежными элементами варваризации.

Иной характер контактов в городах Северо-Западного и Северного Причерноморья. Эти города-государства, имевшие местное греческое, т. е. давно оторванное от метрополий, а также эллинизированное варварское население, обладали, хотя и не столь высоким потенциалом и греческими традициями архитектурно-градостроительного развития, как города Греции, тем не менее, достаточно значительным. Здесь традиции римской или, скорее, римской провинциальной архитектурно-градостроительной школы получили наименее широкое отражение среди перечисленных зон контактов и способствовали выработке на местной греческой основе некоторых смешанных традиций, в которых проявление римского элемента было незначительным.

Так, в области градостроительства римские традиции в Северном Причерноморье проявились главным образом в изменении структуры городов — в самом факте появления и строительства цитаделей (Ольвия, Херсонес, Тира), конкретная планировка которых исследована недостаточно. Что касается планировочной структуры остальной части городов, она, как можно судить по археологическим данным, претерпевала изменения, не связанные с римской градостроительной традицией. Не открыто пока в Северном Причерноморье и каких-либо остатков комплексов форумов. Не повысилась также степень регулярности застройки и благоустройства городов в их исторических частях вне стен цитаделей. Объяснение этому следует искать, по-видимому, в том, что в рассматриваемом регионе римлянами не было основано ни одного нового города. В старых же центрах существовали свои высокоразвитые градостроительные традиции.

Наиболее существенное отражение в Северном Причерноморье провинциально-римские традиции получили в фортификации, хотя и здесь они наслаивались на эллинистическую основу. Это прежде всего строительство цитаделей, появление типа временного военного лагеря, на городищах оль-вийской округи — появление древесно-земляных укреплений — рвов и валов с палисадами, возникновение типа крепостной стены с утрамбованной между каменными панцирями глиной, сочетание рвов и стен, устройство двойных ворот с коридором и др.

Что касается культовой архитектуры, то пока в Северном Причерноморье не открыто остатков in situ ни одного храма или алтаря, которые по типу можно было бы связать с римской традицией. Поэтому в отношении римских влияний речь может идти только об отдельных ордерных архитектурных деталях, которые происходят главным образом из Херсонеса и значительно меньше из Тиры, Ольвии и других центров. Эти детали представлены фрагментами различных карнизов, капителями ионического и коринфского ордеров, а главное—капителями тосканского ордера, архитектурными деталями малых форм. Стилевая характеристика этих деталей, однако, разработана недостаточно, в связи с чем здесь может идти речь не только о романизации, но и варваризации форм. Иначе говоря, о характере романизации в этой области архитектуры пока следует говорить достаточно осторожно. Ряд архитектурных деталей из Ольвии, которые можно отнести к первым векам н. э. в своем большинстве носят эллинистический характер, хотя есть и яркие исключения. Особо следует отметить серию капителей схематического дорического, приближающегося к тосканскому, ордера из Тиры, особенности которых близки образцам из городов Паннонии.

В отношении архитектуры гражданских сооружений с ярко выраженной римской типологией, речь может идти пока только о термах, которые открыты в натуре в Херсонесе, на Боспоре, Хараксе, по надписям известны и в Ольвии. Они подобны римским термам использованием технологической схемы, конструкциями и материалами. Что же касается размеров, конкретных типов, набора помещений, декора — представляют собой упрощенный провинциальный вариант, довольно близко напоминающий термы Паннонии. Остатков каких-либо гражданских сооружений иного назначения с явно прослеживаемой римской традицией в Северном Причерноморье еще не обнаружено. При этом следует подчеркнуть, что даже театр, открытый в Херсонесе, возникший в эллинистическое время и просуществовавший до IV в. н. э., по своему объемному решению относится к типу греческих театров.

Относительно жилых домов следует сказать, что хотя в античных городах Северного Причерноморья должны были существовать, пускай и немногочисленные, дома типичных римских ордерных схем — атриумные или ат-риумно-перистильные (во всяком случае, в домах, принадлежавших римской прослойке), пока их остатков in situ не обнаружено. Во всех же известных по раскопкам жилых домах, (за одним-двумя исключениями), использовались объемно-планировочные типы более раннего времени, либо имевшие отклонения, связанные с производственной деятельностью хозяина дома, или, например, как в некоторых домах Козырки,— с элементами деградации или варваризации [Крыжицкий, 1982, с. 93 и ел.]. Те же элементы, которые можно трактовать как романизацию домостроительства (появление в Херсонесе типа дома с экседрой, развитие симметрии планировочных решений) [Крыжицкий, 1982, с. 49 и ел.], появляются ранее первых веков н. э.— в позднеэллинистиче-ское время. Неизвестны в Северном Причерноморье и остатки многоэтажных инсул. Об отсутствии романизации в типологии сооружений говорит и то, что до сих пор здесь не известен тип villa urbana, что же касается типологии villa rustica и villa pseudoru-stica, то их генезис, очевидно, логичнее связывать с традициями строительства усадеб более раннего времени.

Вместе с тем проявление провинциальных римских традиций, в частности, в Ольвии можно видеть в курганных захоронениях с монументальными крепидами и двухкамерными склепами, перекрытыми цилиндрическими сводами. Они датируются II— III вв. н, э., синхронны времени вхождения Ольвии в состав провинции Нижняя Мезия. Их прямая генетическая линия от склепов Ольвии эллинистического времени как каменных, так и вырезанных в лессе, а также от земляных склепов первых веков н. э. сомнительна. Это касается конструкций и типологии, поскольку каменные склепы Ольвии первых веков н. э., в отличие от более ранних, двухкамерные и перекрыты распорными полуцилиндрическими сводами. К традиции колумбариев Рима и провинций I—II вв. н. э. [Webster, 1969, р. 237] близки также херсонесские вырубные склепы с нишами для установки урн. Определенную аналогию этим склепам можно видеть в склепах типа XVII из Том, датируемых IV в. н. э. (?) [Barbu, 1971, р. 63—65]. Что же касается боспорских склепов первых веков н. э.— их объемно-планировочных решений, конструкций и декора, в частности живописного, здесь есть все основания видеть в них продолжение боспорских традиций предшествующего времени.

В конструкциях и строительной технике романизация проявилась главным образом в распространении ги-покаустов, распорных арочных и сводчатых конструкций (но, по-видимому, при отсутствии аркад) в наземных сооружениях, крайне ограниченном использовании обожженного кирпича и отсутствии цемяночных известковых растворов в кладках стен. Появление цемяночных растворов, однако, как отмечалось выше, относится еще к позднеэллинистическому времени,

когда они применялись в винодельнях. Принципиально новым же, хотя и редким, является использование известковых растворов в кладках. Появление распорных сводов в Северном Причерноморье также относится к раннеэллинистическому времени на Боспоре и в Ольвии — к концу IV в. до н. э. Провинциальное римско-фра-кийское (Одесс, Каллатис) влияние в данном случае следует связывать с более широким использованием этой конструкции, с применением ее, в частности, в термах и наземных сооружениях, например в перекрытиях ворот и вылазных калиток. Специально следует подчеркнуть отсутствие в Северном Причерноморье характерных римских систем кладок — различных типов так называемой нормальной кладки (элементы последней встречаются только на некоторых участках оборонительных стен Херсонеса — куртина 19, башня 21), а также римского бетона с облицовками камнем в технике инцерт или ретикулат.

Определенное отражение римская провинциальная традиция нашла и в декоре.. Так, судя по остаткам фресок и рельефных карнизов из Козырского городища при общей близости их к позднеэллинистическим малоазийским традициям, они имеют много общего с фресками из Паннонии. Известно в Северном Причерноморье применение также облицовочных плиток из мрамора, ордерных деталей малых форм — баз, фустов, капителей, использовавшихся, судя по их небольшим размерам, в декоре интерьеров богатых домов.

Суммируя сказанное, можно констатировать, что провинциальные римские архитектурно-строительные традиции нашли максимальное отражение только в фортификации и появлении новых типов сооружений, таких, как термы. Во всем остальном эти влияния практически не затронули в массе сущности тех или иных основ архитектурно-строительной и градостроительной деятельности в Северном Причерноморье.

Чисто римская традиция в полном объеме, по-видимому, не проявилась ни в одном из центров Северного Причерноморья. Здесь можно говорить (исключая цитадели, о которых нам мало что известно) только об отдельных элементах и типах. В качестве же смешанной греко-римской традиции следует рассматривать в основном наложение провинциально-римских влияний в области конструкций, ордера и декора на местную греческую основу.

Античные традиции в архитектуре греко-варварского направления. Выше мы рассмотрели архитектуру, ее традиции в античных городах и поселениях Северного Причерноморья: зародившаяся на базе античных греческих, в частности малоазийских, традиций, ассимилировавшая традицию земляночного строительства, она представляет собой единый стилевой пласт. В ходе развития античной северопричерноморской архитектуры выработались определенные черты в типологии, объемных решениях, конструкциях и ордере, которые позволяют говорить о ее специфике в рамках всего античного греческого зодчества. Вместе с тем уже в границах северопричерноморского античного пласта выделяются региональные направления, возникновение которых обусловлено природными факторами, особенностями исторического и культурного развития, спецификой экономических и культурных контактов.

Как уже отмечалось, в Северном Причерноморье античной эпохи вследствие тесных контактов обитавших здесь разноэтничных групп населения, с одной стороны — греков, жителей северопричерноморских античных городов и поселений, с другой — окружающих их негреческих племен, в основном скифов, синдов, меотов, позднее — сарматов, Черняховского населения, появился ряд поселений и городищ, население которых, варварское в своей основе, было эллинизировано. Это привело к образованию смешанной греко-варварской культуры, что в области архитектуры нашло наиболее полное отражение в жилых домах.

Таким образом, наряду с античным стилевым пластом архитектуры античных государств Северного Причерноморья, который представляется целесообразным именовать местным античным направлением (или традицией), в Северном Причерноморье примерно с IV в. до н. э. возникает и начинает развиваться смешанное греко-варварское направление (или традиция). Суть его заключается в варваризации местных античных традиций, приспособлении их к быту и укладу окружающих племен, привнесении в античную традицию некоторых элементов конструкций и планировки сооружений, бытовавших в регионе еще от эпохи поздней бронзы. В основном греко-варварская традиция связана со скифскими (в первые века н. э. сарматскими) племенами. В эллинистическое время она наиболее ярко проявилась (во всяком случае, лучше прослежена) в Неаполе Скифском и в западном Крыму — в Керкинитиде, Калос Лимене, Чайкинском и Дон-Узлавском поселениях, нижнеднепровских городищах, на Елизаветовском городище в устье Дона и в Танаисе. В первые века н. э. смешанная греко-варварская традиция, помимо перечисленных выше центров, получила наиболее яркое отражение в таких памятниках, как поселения у дер. Семе-новка, Золотая Балка, Черняховские поселения в районе Ольвии.

Греко-варварская традиция в основном выявлена в домостроительстве [Крыжицкий, 1982, с. 128 и ел.]. В оборонительном зодчестве нижнеднепровских городищ, и в частности Неаполя Скифского греко-варварская традиция существенно не проявилась. Что касается открытого в Неаполе узла обороны — ворот, фланкированных двумя башнями, одна из которых, по сути, являлась мавзолеем, то здесь в интерпретации этих объектов и особенно в их реконструкции [Высот-ская, 1979, с. 38 и ел.] много неувязок, натяжек, совершенно неясных описаний. Это не позволяет надежно выделить особенности скифской фортификации.

Можно только говорить о крайней деградации античного приема решения ворот, заключающейся в отсутствии связи башен с городом, более того, устройство входа в западную башню (мавзолей) с напольной стороны, расположение башен впритык к проему ворот и др. Затруднительно также связывать с варварской традицией такие общераспространенные приемы фортификации, как валы или рвы. Одним из характерных приемов скифских оборонительных сооружений А. Н. Карасев считал расширением книзу куртин [Карасев, 1950]. Подобный принцип использовался, однако, и для усиления античных башен в Западном Крыму, его появление связано с античным наступательным оружием — таранами. Принцип расширения книзу оборонительных сооружений был широко распространен в античном мире. Это башни на Андросе, в окрестностях Мега-ры, в Наксосе [Nowicka, 1975, рис. 4, 8, 15]. Расширялись книзу в ряде случаев и оборонительные стены, параллельно выполнявшие подпорную функцию. Исключение составляют только мавзолей и так называемое здание с портиками III—II вв. до н. э., находившееся перед центральными воротами [Высотская, 1979, с. 58 и ел.] Неаполя Скифского [Шульц, 1953]. Однако «здание с портиками» определению типа и планировочной реконструкции * почти не поддается (рис. 154, 155). В архитектуре же мавзолея каких-либо существенных проявлений варваризации (не деградации) не прослеживается.

С целью освещения конкретных проявлений античного влияния кратко остановимся на характеристике отдельных комплексов в хронологическом порядке, начиная от IV в. до н. э., и географическом — с востока на запад — от устья Дона до Нижнего Днепра.

Наиболее ранним из поселений, где смешение античной и местной традиций проявилось особенно ярко, является Елизаветовское городище, существовавшее в дельте Дона в IV — первой трети III вв. до н. э. Здесь зафиксированы земляночные и подвальные сооружения (заглубление 1,7—1,9 м) [Брашинский, Марченко, 1978, с. 217 и ел., рис. 1] (рис. 156): первые — однокамерные, площадью 12,5— 14,5 м2, в плане двух типов (приближающиеся к кругу и прямоугольнику), подвальные сооружения — многокамерные прямоугольные в плане, общей площадью 32—70 м2. Закономерности во внутренней планировке пока не прослеживаются, не ясно также положение входов, что может говорить о наличии наземного этажа, через который можно было бы попасть в пол вал. Основной планировочный принцип не ясен. Дома имели относительно четкую прямоугольную разбивку на местности. Стены каменные или каркасно-столбовые турлучные, кровля двускатная с опорами под коньковым прогоном [Брашинский, Марченко, 1978, рис. 1, 8, 10].

Преемственность традиций эпохи поздней бронзы заключается прежде всего в заглубленности и наличии каменных обкладок стен [Брашинский, Марченко, 1978, с. 213]. К варварской традиции следует отнести и характер внутренней планировки подвальных домов. Влияние же античных традиций прослеживается в конструкции каменных кладок — однорядные по-стелистые системы из полигональных плит, четкости и прямоугольности разбивки на местности, в строительстве на поселении среди других категорий именно подвальных, а не только земляночных или обложенных камнем домов.

Другим центром, основанным бос-порскими эллинами в устье Дона в первой четверти III в. до н. э. [Ше-лов, 1970, с. 23], в пригородном районе которого (раскоп VI) [Болтуно-ва, 1961, с. 83 и ел.; Болтунова, Каме-нецкий, Деопик, 1969, с. 10 и ел.] были раскопаны дома смешанной традиции, является Танаис (рис. 157). В планировке домов и кварталов этого района наблюдается полная стихийность, что выразилось в нечеткости разбивки на местности, наличии криволинейных структур, отсутствии какой-либо регулярности. Дома VI участка Танаиса многокамерные, с внутренними дворами, безордерные, преимущественно использован, по-видимому, равнозначно-параллельный принцип планировки. Помещения дифференцированы по назначению. Дворы в большинстве располагались в южной части домов. Размеры домов поддаются определению только в определении нижнего предела — их площадь не менее 38 м2, от которой двор занимал 23 % (в доме № 1 площадь застройки— 38 м2, от которой двор занимал 24 %; в доме № 2 соответственно 52 м2 и 23 %). Дома были каменными на всю высоту, полы глинобитные, крыши из самана или камыша [Ше-лов, 1965, с. 84 и ел.]. Кладки в основном двухслойные на глине или грязи, выложены по однорядным, приближающимся к иррегулярным или по чисто иррегулярным постелистым системам, в основном из необработанного материала. Фундаменты ничем не выделялись, внутренние фасады стен обмазывались глиной. Предлагаемый схематический эскиз реконструкции объемов сделан, исходя из общей методики реконструкции безордерных домов [Крижицький, 1971]. В отличие от домов Елизаветовки, античная традиция в домах Танаиса проявилась прежде всего в типологическом отношении, в характере и качестве кладок, в частности их сопряжениях. Что же касается хаотичности и кри-волинейности планировки — здесь наблюдается варваризация античных строительных традиций [Шелов, 1970, с. 237].

Наиболее интересным и полно исследованным на Боспоре поселением со смешанными домостроительными традициями является поселение в Северо-Восточном Крыму, неподалеку от мыса Казантип, у дер. Семеновка, в частности его слои II—III вв. н. э. [Кругликова, 1970, с. 78—80, рис.56]. Структура кварталов этого поселения относительно унифицирована, хотя элементы криволинейное™ и непрямоугольное™, а также нечеткости разбивки на местности части домов имели место. Основным типом являлся однокамерный в плане с двором в южной части постройки двухэтажный дом последовательно-иерархического-принципа плайировки. В нескольких случаях можно предполагать использование равнозначно-параллельного принципа (дома № 27, 30; 39, 40, 43; 41, 42, 50, 53, 57). Остальные дома представляли собой модификации основного типа. По четкости разбивки, ясности и логичности планировки наибольший интерес представляют собой дома Центрального квартала, планировка домов сохранилась полностью. В отношении реконструкции объемов возможны два варианта: двухэтажные однокамерные в плане с дворами дома в сочетании с такими же одноэтажными [Кругликова, 1975, с. 151, рис. 73]; только двухэтажные дома (одноэтажный мог быть лишь дом № 4, где отсутствует возможность устройства лестницы на второй этаж [Крыжицкий, 1982, с. 131 и ел., рис. 44].

В северо-западной части поселения располагались однокамерные дома без внутренних дворов (№ 84, 78, 89), но, судя по наличию лестниц (№ 84, 78), двухэтажные. Существенным моментом при этом являлось то, что лестницы на вторые этажи в домах № 84, 78 располагались прямо в переулке — тупике (улица III). Этим внутренняя жизнь домов тесно связывалась с жизнью переулка, хотя функциональная самостоятельность каждого дома, судя по однотипности их планировки, включавшей необходимые элементы самостоятельного жилища, сомнений не вызывает. Аналогичными описанным являлись и структуры № 33, 38, 46 [Кругликова, 1970, с. 39], располагавшиеся вдоль тупикового переулка № 36. Таким образом, вряд ли дома № 33, 38, 46 можно рассматривать как единый жилой дом в последующие строительные периоды, как предполагает И. Т. Круглико-ва [1970, с. 39]. Против этого свидетельствует функциональная однотипность по крайней мере двух (из трех) помещений, что для одной семьи, поскольку речь идет не о спальнях, а о хозяйственных помещениях, маловероятно. На рассматриваемом поселении к северу от улицы II могли существовать и многокамерные дома с внутренними дворами и равнозначно-параллельным принципом планировки (например, двор № 39 и помещения 40, 43). Однако плохая сохранность этих сооружений не позволяет реконструировать их планировку с коэффициентом степени достоверности выше 0,5 и, следовательно, какие-либо выводы об их конкретном типе будут недостаточно обоснованы.

Из сказанного очевидно, что основным развитым типом жилья на поселении у дер. Семеновка являлся безордерный однокамерный в плане с двором двухэтажный дом. Наиболее распространенным планировочным принципом был последовательно-иерархический. Нижний этаж — хозяйственное помещение, верхний — жилое. Площадь застройки 38— 48 м2, от которой двор занимал 26— 27%. Остальные варианты домов, поскольку все они близки по времени (за исключением не поддающихся реконструкции многокамерных), не представляют собой единую эволюционную линию. Они являлись следствием приспособления основного типа к рельефу, характеру застройки и, очевидно, социально-имущественному положению владельца. Все они имели единую типологическую основу, конкретные формы выражения которой зависели от действия внешних по отношению к типообразующему фактору причин.

Таким образом, кажущееся разнообразие типов домов Семеновки [Кругликова, 1970, с. 78 и ел., рис. 56] обманчиво.

Исходя из сказанного, можно предполагать, что строительство в Семеновке было, по-видимому, продумано заранее и велось централизовано. Выделение четких кварталов с однотипными домами, более или менее прямоугольная регулярная разбивка на местности, двухэтажность, соблюдение южной ориентации крытых помещений — все это результат воздействия античных домостроительных традиций. В противоположность этому основа планировки домов, приближающаяся к классическому мегаронному типу жилого дома, в чистом виде практически пока не встреченному в античных северопричерноморских городах, но зато хорошо известному в скифских слоях Калос-Лимена и в Неаполе Скифском, является по своему происхождению варварской. К варварской же традиции относятся криволи-нейность конфигурации части стен, нечеткость их сопряжений, низкое качество техники иррегулярных кладок, полное отсутствие штукатурных покрытий и черепицы [Кругликова, 1970, с. 16].

Среди городов и поселений Западного Крыма и Нижнего Поднепровья следует особо выделить Неаполь Скифский. Остатки обычных рядовых жилых домов здесь сохранились настолько плохо, что реконструировать их планировку с коэффициентом степени достоверности выше 0,5 и тем более уверенно выделить их конкретные планировочные типы [Высотская, 1979, с. 87] не представляется возможным. Все же некоторые общие выводы сделать можно. Эллинистические дома здесь были как одно-, так и многокамерными. Наличие внутренних дворов прямыми данными не зафиксировано. Однако в одном случае— в доме III — начала II вв. до н. э. наличие двора можно предполагать [Высотская, 1979, с. 74, 75, рис. 23, /]. Для этого дома характерны северная ориентация жилой группы (три помещения) и расположение помещений в один ряд. В данном случае есть основание предполагать использование равнозначно-параллельного принципа планировки и наличие двора [Крыжицкий, 1982, с. 137]. Расположение помещений в один ряд зафиксировано и для других домов. Даже перечисленных особенностей достаточно для вывода о ие-типичности этих сооружений античной северопричерноморской традиции эллинистического времени. К античной традиции следует отнести относительную четкость и прямоугольность разбивки домов на местности, наличие в некоторых случаях полуподвалов, сырца, расписной и профилированной штукатурки. Здесь также известны однокамерные прямоугольные и круглые полуземляночные жилища [Высотская, 1979, с. 81 и ел.], которые в зллинистическое время иногда встречаются на античных поселениях сельской округи Ольвии, но только на начальных этапах их жизни.

Однако наибольший интерес представляют в Неаполе Скифском жилища мегаронного типа (рис. 158), открытые в последнее время в скифском культурном слое и Калос-Лимена, а также на некоторых других городищах Западного Крыма. Мегароны имели в большинстве случаев жилое назначение и только, возможно, два из них (в Неаполе) — общественное [Крыжицкий, 1982, с. 135 и ел.]. Среди мегаронов Неаполя [Высотская, 1979, с. 60 и ел.] один имел планировку, типичную для эпохи бронзы малоазий-ского района — с большим очагом в центре и окружающими его столбами. На основании сопровождающего материала и типа построек высказано предположение, что мегароны могли иметь культовое назначение [Шульц, 1971, с. 135; Высотская, 1975, с. 48 и ел.]. Однако описываемый сопровождающий материал отнюдь не имеет характера, типичного для культовых комплексов, и не превышает «культового фона», характерного практически для любого крупного жилого дома. Не доказывается культовая функция загородных мегаронов и наличием рядом с ними зольников, поскольку пересмотр их датировок, предпринятый Т. Н. Высотской с целью доказать синхронность зольников мегаронам, неубедителен [Высотская, 1979, с. 68 и ел.]. Эти зольники являлись, по-видимому, обычными свалками, возникшими рядом с мегаронами после их гибели. Наконец, асимметричное расположение очагов в одном из мегаронов (здание 3), наличие лежанки и ниш, а также бокового входа в первом строительном периоде, а позднее пристроек хозяйственного назначения с юга и востока [Высотская, 1975, с. 50 и ел.] в другом (здание Е) также свидетельствуют против культового назначения. Определенно жилой характер имеют и упомянутые выше мегароны, раскопанные в последние годы как в самом Неаполе, так и в Калос-Лимене.

Что касается планировочного типа, якобы подтверждающего, по мнению Т. Н. Высотской, культовое назначение мегаронов Неаполя Скифского, более реальна мысль П. Н. Шульца, допускающего появление мегаронов Неаполя Скифского независимо от типов анто-вых античных храмов и на основании подобия мегаронов Неаполя мегаронам Микенской культуры усматривает возможность идентичности социально-экономического развития Микенского и скифского обществ [Шульц, 1971, с. 135]. Нельзя не согласиться с П. Н. Шульцем в том, что по своему планировочному типу и пропорциям мегароны Неаполя намного ближе мегаронам Трои II, Терми на Лесбосе, Эвтрезиса, Азеа Кораку [Press, 1964, S. 72, 134, 139] и других ранних поселений Восточного Средиземноморья (в том числе и микенским мегаронам или мегаронам Гордиона с очагами), чем случайным «аналогиям», приводимым Т. Н, Высотской [1979, рис. 22]. Мегарон как тип в его классическом виде в Греции ко времени колонизации Северного Причерноморья, а тем более появления мегаронов в Неаполе (не ранее рубежа III—II вв. до н. э.) давно исчез. Представляется, что в типологическом отношении генезис мегаронов эллинистического времени в Северном Причерноморье (в ордерном и безордерном вариантах) следует рассматривать вне их связи с античной домостроительной традицией. Однако не исключено, что это заимствование было сделано из культовой античной архитектуры — скифские вожди и знать, по-видимому, могли считать себя достойными проживания только в жилище бога. Прямоугольная разбивка на местности, применение сыр-цово-каменных конструкций, иногда росписей [Яценко, 1960], черепицы, использование египетского фута [Высотская, 1979, с. 90, 91] говорят о наличии сильных античных традиций.

Таким образом, более вероятно, что мегароны Неаполя Скифского имели жилое назначение. В связи с этим отметим, что мегаронный тип жилых построек в последнее время обнаружен и в других местах — в скифском слое Калос Лимена (сообщение В. А. Ку-тайсова), а также на Черняховском поселении Снегиревка [Гудкова, 1987]. Разумеется, в больших мегаронах вряд ли проживали рядовые жители Неаполя. Эти мегароны могли принадлежать наиболее высокопоставленной знати, само положение которой в социальной иерархии неизбежно было связано и с культовыми церемониями. В объемно-планировочном отношении мегароны Неаполя Скифского представляли собой антовые постройки с симметрично расположенными в двух случаях очагами, окруженными по периметру столбами. Обоснованные реконструкции их объемов отсутствуют. Можно только предполагать наличие скатных кровель, скорее всего без ги-пефральных отверстий.

Помимо Неаполя Скифского в Западном Крыму имелись и другие поселения с культурой, носившей смешанный характер. Одним из таких являлось скифское поселение у санатория «Чайка». Однако его жилые дома второй половины II в. до н. э.— I в. н. э. [Яденко, 1970] носили преимущественно античный характер. Здесь наблюдается [Крыжицкий, 1982, с. 137, 138] прежде всего регулярность и четкость в разбивке кварталов и каждого квартала на отдельные блоки, а блоков — на почти одинаковые по площади и, очевидно, по планировке дома. Площадь застройки отдельного дома 80— 100 м2. Предполагается наличие дворов и, в некоторых случаях, вторых этажей. Дома, по-видимому, были безордерными, равнозначно-параллельного принципа планировки, типичной схемы, малой площади с I или П-образ-ным расположением крытых помещений относительно двора, занимавшего 17—23 % площади застройки. Имелись подвалы и полуподвалы. Кладки стен отличаются аккуратностью и приближением иррегулярных кладок к однорядной постелистой системе. Все это характерно для античной традиции. Отклонения заключались главным образом в несоблюдении одинаковой ориентации жилых блоков в домах разных кварталов.

Представительная группа памятников греко-варварского характера находится в Нижнем Поднепровье. Это Знаменское, Гавриловское, Козацкое городища, изученные недостаточно, позднескифское поселение у Золотой Балки.

Для Гавриловского (рис. 159) городища II—I вв. до н. э. можно констатировать смешение античной и варварской традиций в приемах строительной техники: четкая прямоугольная разбивка сооружений на местности, применение черепицы, наличие каме-нотесных работ, с одной стороны, и использование элементов кладки «в елку» — устройство фундаментного ряда из полигональных камней, установленных орфостатно на торцевые стороны — с другой [Погребова, 1958, с. 111—122, 160, 161, рис. 3, 3). На Гавриловском городище, помимо глиноплетневых, глинобитных домов и полуземлянок наибольший интерес представляют наземные каменные дома второй половины I в. до н. э.— I в. н. э. [Погребова, 1958, с. 191 и ел., рис. 38].

Среди них выделяются два типа: однокамерные изолированные и двухкамерные блокирующиеся структуры с общим двором. Прямоугольность разбивки, использование равнозначно-параллельного принципа планировки второго типа структур характерны для античной традиции. Интересно, что подобные двухкамерные структуры, примыкающие к большим дворам, известны и в первые века н. э. на поселениях Черняховского круга (рис. 160). Выразительный пример в этом отношении дает поселение Ки-селево [Раевский, 1955; Магомедов, 1987, рис. 2]. Аналогичные дома встречаются и на других черняховских поселениях [Гудкова, 1987, с. 7]. Одно-^ двухкамерность домов, приемы строительной техники (кладки выложены по-иррегулярным постелистым системам с использованием в фундаментных рядах иногда орфостатных плит и применением в углах стен, а также косяках дверных проемов более крупных камней [Погребова, 1958, с. 193] являются наиболее типичными для варварской традиции.

Значительный интерес представляют дома рубежа н. э.— I—II вв. н. э. на поселении Золотая Балка (рис. 161). Поселение имело регулярную прямоугольную планировку; его кварталы представляли собой своеобразные «усадьбы» площадью 800—900 м2 [Вязьмтна, 1962, с. 106 и ел.]. Кварталы по периметру были ограждены каменными стенами, служившими стенами крытых помещений, располагавшихся в основном у южной и северной стен кварталов. Центром каждого квартала являлся большой двор, куда в большинстве самостоятельно выходи-

Помимо этих домов равнозначно-параллельного принципа планировки на поселении открыто и два дома последовательно-иерархического принципа планировки — № 23—24 и 22. Наибо-

* Наиболее типичен в этом отношении комплекс 1, состоявший, по нашему мнению, из двух кварталов—1-а и 1-6. В пользу последнего свидетельствует следующее: западная и восточная стены северного квартала не находятся в створе с соответствующими стенами южного квартала; южные стены помещений № 32—34, 36 расположены в створе, четко разделяя кварталы. При этом северная стена южного квартала, местоположение которой фиксируется полукруглой загородкой в углу помещения № 40, оказывается на расстоянии 1,8— 2,0 м от южной стены северного квартала, т. е. на ширине, типичной для улиц этого поселения.

лее типичный из них(№ 22) представлял собой почти классический тип ме-гарона с антами, причем расположение очага в углу помещения, сопровождающий материал, наличие второго входа по продольной стороне [Вязьмтна, 1962, с. 72 и ел., рис. 38, 39] убедительно свидетельствуют о его жилом, а не культовом назначении. Такой дом мог принадлежать жителю поселения, занимавшему высокое положение в социальной иерархии. Жилое назначение имел и дом № 23—24. Являлись ли оба рассмотренных дома ордерными — сказать трудно. В этой связи интересен дом № 17, где примитивный портик по длинной стороне сочетался с устройством хозяйственных пристроек.

Кладки Золотобалковского поселения генетически связаны с варварской традицией — орфостатные цоколи из необработанных плит, выше — посте-листая иррегулярная кладка из необработанного камня, в углах иногда более крупные камни, элементы кладки «в елку».

Таким образом, дома рассмотренного поселения в отношении типологической основы и конструкции кладок следует связывать с варварской традицией. Относительно высокая степень организации планировки поселения, четкость и регулярность разбивки кварталов и отдельных домов — результат воздействия античной традиции.

Подобное же сочетание варварской и античной традиции, но при более высокой степени проявления в конструкциях античной традиции прослеживается, в частности, и в одном из домов II—III вв. н. э. поселения к северу от Ольвии, у с. Козырки. Здесь многокамерный дом № 5 имеет четко выраженную последовательно-иерархическую систему планировки [Крыжицкий, Бураков, 1975, с. 207, и ел., рис. 9, 101.

Анализ рассмотренных материалов, их сравнение с памятниками античного северопричерноморского направления позволяет сделать и некоторые общие выводы.

О более или менее четком выделении смешанной греко-варварской традиции можно говорить, начиная от IV в. до н. э. Общее направление ее развития шло вначале в аспекте эллинизации и типизации приемов. Основными элементами, отражавшими неантичную типологическую основу, являлись распространение домов с внутренними дворами последовательно-иерархического принципа планировки, и в частности дома мегаронного типа.

Греческое влияние нашло отражение в основном в культуре строительства — в четкой прямоугольной разбивке сооружений, в отдельных приемах строительной техники, в усилении принципов регулярности — блокировке домов в кварталы, в развитии однотипности, в использовании элементов градостроительной науки, в уменьшении удельного веса или исчезновении криволинейных в плане, иногда с закругленными углами построек. Грече-слое влияние, однако, почти не коснулось основы — типологии жилых домов, массовых приемов строительной техники. Наиболее характерным для смешанной греко-варварской традиции является объединение типов домов и разбивки их на местности, характерных для варварского направления, с античной традицией блокировки домов в кварталы, стремлением к регулярности застройки, в приемах строительной техники и декора.

В связи с мегаронным типом жилых построек отметим, что мегарон, появившийся в конце IV в. до н. э., в дальнейшем являлся наиболее специфичным, хотя и не самым распространенным видом жилых домов у позднескифских и Черняховских племен. Новые остатки таких жилищ в недавнее время открыты вне крепостных стен Неаполя Скифского, в Калос-Лимене, а также на черняховских поселениях [Пуздровский, 1988; Магомедов, 1987, с. 15 и ел.; Гудкова, 1987]. Иначе говоря, это был устойчивый тип жилища северопричерноморских варварских племен, появившийся в конце IV—III вв. до н. э. у скифов (Неаполь) и просуществовавший до III—IV вв. н. э. у поздних скифов и черняховцев.

В конце периода первых веков н. э., в частности, в III—IV вв. положение меняется в сторону деградации планировочных приемов и конструкций. Особенно это касается домостроительства Боспора [Кругликова, 1963, с. 78] и восточной части ареала распространения черняховских племен [Гудкова, 1987, с. 14]. Смешанная греко-варварская традиция в своей античной — греческой части постепенно отмирает, сходит на нет. Ухудшается качество разбивки на местности сооружений. Перестают использоваться профессионально обработанный камень, регулярные кладки, исчезает кровельная черепица [Гудкова, 1987, с. 14]. Единичные случайные находки обработанных каменных блоков и обожженного кирпича иногда со следами известкового раствора [Магомедов, 1987, с. 19], в силу своей малочисленности мало что меняют. То же касается и находок подтесанных порогов и подпятников для установки дверей.

Таковы черты основных взаимовлияний строительства и архитектуры в Северном Причерноморье в античную эпоху. Мощнейший импульс античных греческих традиций сохранил свое доминирующее влияние и значение на протяжении всей эпохи, в том числе и в первые века н. э., когда в Северном Причерноморье распространяется влияние римских провинциальных традиций.